Поиск | Личный кабинет | Авторизация |
Неузнанная лиминальность в практике юнгианского анализа
Аннотация:
Метафора инициатического перехода в глубинной психологии - одна из самых популярных и одновременно загадочных. Такие термины, как развитие, кризис, сепарация, архетип героя, индиви-дуация и тому подобные, прочно завязаны на динамику перехода из одного состояния в друго, как, собственно, и сама работа аналитика. Юнг писал: «Единственным «процессом инициации», который живёт и практикуется сейчас на Западе, являе тся анализ бессознательного, используемый врачом в терапевтических целях» (CWи. par. 82). Теча весьма объёмная и в моих силах включить в своё сообщение лишь ограниченное количество смыслов. В этой статье, основываясь на «теории лиминальности» французского этнографа Арнольда ван Геннепа, я попробую сформулировать толковательную модель, позволяющую по-новому взглянуть на символический ряд, сопровождающий процессы перехода в нашей современной жизни. Термин «Лиминальный» (от лат. limen — порог), то есть «пороговый», «переходный» введён в обращение французским этнографом Арнольдом ван Геннепом (1873—1957) в 1909 году в книге «Обряды перехода».1 Термин описывает особенный период в жизни члена племени, в рамках которого он некоторое время находится вне привычной стратификации. Прежнее место в социальной системе он утратил, а нового ещё не приобрёл. Сердцевиной лиминальности является инициатиче-ский опыт символической смерти, знаменующей окончательное прекращение прежней жизни и последующее воскрешение в новой идентичности, для которой уже предусмотрена социальная ниша. Самый известный пример - это обряды, связанные с достижением половой зрелости.2 В других случаях драма смерти/возрождения не присутствует в явном виде, и на передний план выходит именно лиминальность с её статусной неопределённостью. Обычно наше внимание приковано к самому акту инициации - ведь там так много завораживающего насилия, аскетизма и жестокости,3 создающих разрыв в непрерывности Я. Прежнее Я должно умереть ради перерождения в новые, духовные и культурные формы жизни.4 Также инициация - это глубокий религиозный опыт, потому что все мучения происходят в поле внимания пр евосходящей надличностной силы - Высшего Существа (духов, первопредков или Бога).5 Конечно, инициация - нуминозна и приковывает наше внимание. В целостном гештальте восприятия она легко занимает место фигуры, в то время как лиминальности достается роль фона. Драма смерти/возрождения - это сердцевина лиминального периода, который порой «растянут настолько, что представляет собой автономный (самостоятельный) этап».6 Ван Геннеп делит период лиминального перехода на три части, или фазы. Первая фаза называется «прелиминальной», и её задачи заключаются в отделении или «сепарации» неофита от социальной формации, в которую он прежде был вкяючён. Эта фаза может быть короткой по времени и очень драматичной, как в примитивных сообществах -например, старшие мужчины врываются в дом и отнимают ребёнка у матери. Об этом подробно пишет Мирна Элиаде.7 Но прелиминальная фаза может быть и очень долгой, ка <, например, в западной культуре, где настоящая ли-минальность может настичь человека только в районе 30-40 лет. И такие ситуации принято называть «кризисом середины жизни». Вторая «лиминальная» фаза характеризуется статусной неопределённостью, маргинальностью, соци.шьной «невидимостью», утратой ориентиров, пограничг остью. Как уже отмечалось в начале, сердцевиной этой фазы является опыт символической смерти/возрождения. Иногда от смерти до возрождения может пройти довольно много времени. Третья фаза носит название «постлиминальной», и в её задачи входит «реагрегация» или интеграция возрождённого неофита в общество. И этот период может оказаться довольно длительным и насыщенным различными испытаниями, обучением опорной мифологии, навыкам, этикету и прочее. Вспомните, сколько проходит времени от получения диплома до момента, когда вы почувствуйте себя профессионалом, который действительно находится на своём месте. И всё это время нам приходиться доучиваться, а иногда и учиться заново. Лиминальность как территория Таким образом, переход состоит из трёх фаз: прели-минальной, лиминальной и постлиминальной. Осуществление этого перехода можно представить как трёхэтап-ный процесс движения через определённый ландшафт. Сначала следует постепенный спуск путешественника в некую долину (прелиминальная фаза). Затем (лиминальная фаза) - его неопределённое блуждание на дне этой долины и участие в драме собственной ритуальной смерти/возрождения. После следует такой же постепенный подъём на плато (постлиминальная фаза). Территория перед входом в долину символизирует исходный социальный статус. Аналогичным образом, пространство за долине 'й - это новая социальная ниша, новый статус или кульурный уровень, на который выходит наш переживший инициацию путешественник. И хотя «долина» здесь - это только образ, описывающий процесс, лиминальность во все времена обладала своей физической и мистической территорией, которая нуминозна, опасна и чужда светскому миру. Это сакральное и табуированное место обитания потусторонних сверхъестественных сил. Оно существует не только вне культуры и закона, но, согласно примитивным представлениям, и вне человеческого круга жизни. Это мир духов, и тот, кто спускается в долину, сам становится духом, становится мёртвым.8 Конечно, такая долина - это далеко не единственный образ для лиминального пространства. В практиках посвящения можно встретить и горы, и пещеры, и пустыни, но, чаще всего, это лес. Помните: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...»9 Пропп также отмечает, что «обряд посвящения производился всегда именно в лесу. Там, где нет леса, детей уводят хотя бы в кустарник. Связь обряда с лесом настолько прочна и постоянна, что она верна и в обратном порядке. Всякое попадание героя в лес вызывает вопрос о связи данного сюжета с циклом явлений посвящения».10 Что ж, пусть дно и нашей Долины будет покрыто дремучим лесом, скрывающим от случайных глаз всё происходящее там.11 Свойства лиминального субъекта Спустившись в Долину, человек под воздействием ритуалов необратимо меняется. В процессе приближения к основной инициатической драме, он становится «существом ни там, ни здесь». На него больше не распространяются законы светского мира, теперь он существует за пределами защитного культурного круга - в сакральном пространстве «между». Одним из любопытных свойств лиминального субъекта является невидимость для тех, кто остался в пределах светского мира. При случайной встрече человек культуры либо сделает вид, что визави не существует, либо и в самом деле не заметит его. Такая социальная невидимость даёт ощущение могущества и вседозволенности.12 Её следы всё ещё можно обнаружить в поведении современных подростков, иррационально убеждённых в том, что их проказы окажутся безнаказанными. Они ощущают себя неуязвимыми для светского права. Ну, в самом деле, чем оно может повредить мертвецам? Субъект лиминального опыта становится по-настоящему «неприкасаемым» в том числе и потому, что, будучи частью сакрального мира, он является «табу».13 Прикосновение к табуированному объекту ведёт к «заражению». Тот, кто допустил такой контакт, сам становится носителем «табу», и в результате выпадает из культурного поля, становясь «существом не там, не здесь». В романе Нила Геймана с метким названием «Никогде» герой по имени Ричард, движимый неясным побуждением, спасает таинственную нищенку. И сам оказывается в положении лиминального существа - его перестают замечать не только люди, но и электронные системы: исчезает счёт в банке, а датчики турникетов перестают реагировать на его присутствие.14 Чтобы получить возможность вернуться в верхний мир, Ричард вынужден спуститься на самое дно лиминальной Долины. В романе она представлена таинственным миром лондонских подземелий. Лиминальное существо как будто обладает свободой и могуществом, но не может воспользоваться ими для удовлетворения своих потребностей. Это достижимо только в рамках культуры и человеческих отношений. Обретение невидимости героем романа Герберта Уэллса «Человек-невидимка» вовсе не приносит ему счастья. Он быстро превращается в опасного убийцу-психопата, с которым панически и безжалостно расправляется толпа, как будто возвращая его туда, откуда он явился - в мир мёртвых, в лиминальное пространство. Иногда я интерпретирую психопатические элементы в поведении пациентов как движение некоего непринятого психического содержания к поверхности сознания. Оно лиминально - пребывает в процессе перехода, оно лишено доступа к чувствующему Я, эго-синтонно не проживается, а потому может заявлять о себе лишь манипулятивными отыгрываниями. В конце концов, любой автономный комплекс имеет психопатические, то есть доличностные черты. Для меня эффект психологической «невидимости» в работе всегда служит указанием на переходный процесс, который не осознаётся аналитиком или пациентом как действующий психический фактор. Однажды пациент, зайдя в кабинет, с упрёком спросил меня, почему я с ним не поздоровался в холле, где он дожидался начала сессии: «Я говорю вам: здравствуйте! А вы смотрите сквозь меня и, как ни в чём не бывало, чешете с кружкой к кулеру!» Его слова потрясли меня, потому что я действительно заваривал в перерыве чай, но холл был пуст! Это яркий пример социальной невидимости. В жизни моего пациента значимый переход (о деталях которого я не могу здесь распространяться) должен был произойти уже давно, но ему удавалось ускользать от этой необходимости. А я, не понимая сути этого процесса, невольно поддерживал паттерн, который в терминах этого сообщения можно было бы назвать прелиминальным сопротивлением. Коротко говоря, я помогал ему в адаптации к требованиям среды, которую он должен был уже давно оставить. Другим интересным свойством лиминального субъекта является разной степени ущерб, нанесённый физическому телу. Как правило, ущерб наносится в процессе основной инициатической драмы и служит постоянным напоминанием о контакте со сверхъестественными силами и первичным хаосом. Первый пример, который приходит на ум, - это хромота Иакова, которую он получил в инициатической борьбе с ангелом. В разных культурах это обрезание, насечки на теле, подпиленные зубы или более серьёзные увечья. Часть из этого наносится на тело позднее, в постлиминальной фазе, как знак успешного прохождения испытаний. «Членовредительство - это средство окончательной дифференциации» - пишет Ван Геннеп. Мы хорошо знаем о потребности современного человека в инициатических ритуалах, от которых ожидается, что они обеспечат качественный и окончательный переход к плодотворной зрелости. Предполагается, что в этой зрелости проникающая и растворяющая границы власть Матерей не будет иметь какого-либо заметного влияния, а инфантильное бесправие навсегда останется в прошлом. Но каков психологический механизм такого качественного изменения? Инициатическое страдание, похоже, должно стать новой травмой - настолько мучительной, чтобы перевесить все детские боли и ужасы. Но не только - она должна стать священной. В рамках постлиминального образования, которое получают все новички, приобретённая травма трактуется в космогоническом контексте, приобретая высший смысл, важный для Вселенной. Она, таким образом, встраивается в живой миф о создании Вселенной и становится неотъемлемым ядром культурного кода. Теперь в случае регрессии сознание человека, прошедшего инициацию, будет устремляться не к детской тоске о материнской утробе, а к организованному инициацией священному страданию. Другими словами, теперь можно вернуться к истокам, не превращаясь в ребёнка. Выстраданное право. Я уже упоминал в начале цитату Юнга о психоанализе как единственной форме западной инициации. Чем, на самом деле, мы занимаемся в наших аналитических кабинетах, с точки зрения представлений о механизмах культурной регрессии? Можно поразмышлять на досуге... У каждого из нас есть странные опыты самоповреждения, когда на теле - чаще всего, на руках - как будто ниоткуда появляются ссадины или царапины. На мой взгляд, это бессознательная отсылка к ритуальному повреждению, которое вновь подтверждает сознанию факт пройденной инициации. Мы наносим себе такие раны в моменты, когда не уверены в своей идентичности, а наши границы плывут. Таким образом, мы неосознанно ограничиваем нашу регрессию неким инициатическим, культурным опытом, тем самым избегая превращения в беспомощных детей, лищенных возможности управлять своей жизнью. Такую регрессию можно было бы назвать культурной, или архаической, в противовес инфантильной. «Царапина из ниоткуда» символически удерживает нас в культуре, исподволь напоминая об уже пройденном переходе через Долину. В давние времена аналогичным образом функционировали инициатические порезы на теле, подтверждая принадлежность человека к культурному сообществу. Подлинная профессиональная принадлежность и сейчас кое-где до сих пор обозначается узечьем. Как говорят на заводах: «настоящий токарь не может похвастаться полным набором пальцев». В романе Виктора Пелевина «Омон Ра» этот мотив доведён до абсурда. Главный герой поступает в лётное училище имени Александра Маресьева, и его ритуальным повреждением, открывающим герою путь в члены сообщества настоящих сынов неба, оказываются отрезанные ноги. Эти размышления помогают нам по-новому взглянуть на символизм «случайных» физических повреждений, которые мы время от времени наблюдаем у наших пациентов. Ещё было бы полезно поразмышлят ь о наших собственных ритуальных увечьях, которые мы получаем на пути интеграции в профессию аналитика... Лиминальность и изменение положения в пространстве Как я уже отмечал в начале статьи, в рассматриваемой теме мы заворожены именно инициацией - реже профессиональной, чаще возрастной, обслужив ающей переходы от детства к взрослости. Но Ван Геннеп рассматривал ситуацию шире, предлагая обнаружить лиминальность во всех переходах, сопровождающих всякую перемену места, состояния, социального положения или статуса. Он рассматривал человеческое общество как подвижную систему, в которой то одна, то другая её единица пребывает в процессе перехода: «жизнь конкретного человека обусловлена последовательными переходами от одного возраста к другому и от одного рода деятельности к другому», от одной идентичности к другой - добавили бы мы. «Всякое изменение в положении человека, - продолжает ван Геннеп, - влечёт за собой взаимодействие светского и сакрального». Идею, заложенную в последней цитате, хочется акцентировать особо. Получается, что совершая любой переход из какого-то одного состояния в другое из одного места в другое, мы, осознавая это или нет, какое-то время воспроизводим лиминальный опыт, то есть вступаем во взаимодействие с нуминозным и символически переживаем опыт смерти/воскресения. Вспомните свои первые поездки в другие города, особенно чемоданные сборы с их непонятной «вокзальной» тревогой и тоскливым трепетом. Эти переживания я бы назвал «прелиминальным синдромом». Вашему сознанию, чтобы уехать из дома не только физически, но и психологически, требовалось погрузиться в лиминальный опыт с его сердцевиной драмы смерти/возрождения. Без такого погружения, вызывающего психологическую смерть вашего «домашнего Я», на новом месте адаптация была бы затруднена. Немного упрощая, можно сказать, что вместо приспособления к изменившимся внешним условиям с чистого листа, вы бы попытались организовать свою жизнедеятельность с помощью тех же ролевых моделей, которые вы использовали дома. Однажды в ночном поезде я проснулся от кошмара, в котором странный человек с «лунным» светлым лицом в костюме проводника аккуратно убивал пассажиров. Он ласково наклонялся над полкой, клал одну руку на рот спящему человеку, а другой - одним завораживающим слитным движением протыкал ему живот небольшим серповидным ножом. Затем проводник неспешно переходил к следующей полке. У меня колотилось сердце. Это случилось в октябре 1993-го, и я ехал в Санкт-Петербург поступать в институт психоанализа - будущий ВЕИП. Я полагаю, этот «лунный» лиминальный мастер - архаический жрец или шаман - добрался и до меня. Когда я проснулся утром, я ощутил странную перемену в своём сознании, которую трудно описать внятно. Но теперь поезд воспринимался едущим в Санкт-Петербург, тогда как раньше этот же поезд ехал из Екатеринбурга. Моё эго как бы переключилось, и прошлое со всеми моими связями и заботами перестало иметь значение.
Авторы:
Кононов Р.А.
Издание:
Психотерапия
Год издания: 2018
Объем: 9с.
Дополнительная информация: 2018.-N 5.-С.32-40. Библ. 0 назв.
Просмотров: 219